Камчатский край, Петропавловск-Камчатский — краеведческий сайт о Камчатке

В. М. Песков. Судьба каюра (продолжение) (из цикла "Любовь — Камчатка")

Лучше Коваленкова Камчатку сейчас не знает никтоЯ подумал: вертолет, летящий вблизи вулкана, с земли похож на шмеля. В "шмеле", однако, сидели трое людей, которым важно было с близкого расстоянья увидеть потоки застывшей лавы на молчащей сейчас камчатской горе.

Когда сели, пилот, выключая приборы, подобно пианисту прошелся пальцами по двум десяткам тумблеров, а когда лопасти вертолета остановились, снял наушники и, улыбаясь, сказал: "Все! Мы дома..." В ответ я спросил: "А скажи-ка, пилот, сколько лет был ты каюром?" — "Семь лет. Ровно семь лет..."

После семилетней езды на собаках по тундре Толя-пушник, к великому огорченью охотников, пошел вверх по службе — его сделали сначала охотоведом, а потом директором госпромхоза.

В это время районные власти решили на острове Карагинском забить всех оленей, а жителей "неперспективного" поселка переселить туда, где "погуще людей". Оленеводы просили заступиться за них пушника-Толю. А что он мог? Посоветовал полторы сотни оленей "спрятать" в распадках тундры.

Хозяйство каюр принял в состоянии крайней разрухи — сто тысяч! (Немалые деньги по тем временам.) Однако дела сразу начали поправляться. Оленье стадо на острове стало расти и достигло более тысячи голов. Для женщин открыли цех, где из пушнины стали шить нарядные одежды и обувь. На берегу обнаружился брошенный местным колхозом и ржавевший рыбный заводик. Пошла из Карагинского госпромхоза копченая рыба, лососевая икра в баночках...

"Как же все удалось?" — расспрашивал я Николая Герасимова, бывшего в те годы охотоведом.

"Ну как, во-первых, обнаружился во вчерашнем каюре умный, энергичный хозяин, и, во-вторых, молодой этот хозяин хорошо понимал: к людям относиться надо по-человечески. Об истории с оленями мы уже говорили. А вот случай, которому был я свидетелем. Заночевали мы с Анатолием (уже директором) в избушке коряка-охотника. Его дома не было — караулил лису у норы. Вернулся к полночи — замерзший, голодный. Сел ужинать. На столе — картошка и чай без сахара. По углам, как мышата, шуршат детишки — грызут привезенные нами гостинцы. Анатолий, помню, развязал свой рюкзак и вытряхнул на лавку все, что в нем было, не заботясь о своем завтрашнем дне. Хозяина спросил: сколько ему надо денег на чай, сахар, хлеб, масло — дожить до весны. Тот засмущался: «Да много не надо, но как возьму я деньги, еще ничего не добыв?» Анатолий положил на стол все, что вынул из кошелька: «Вернешь, когда сдашь пушнину. А будет трудно — не возвращай». Я нисколько не удивился, что у такого директора дела сразу пошли хорошо".

Настолько хорошо пошли, что скоро предложили недавнему каюру директорствовать в самом крупном на Камчатке Елизовском госпромхозе.

И в Елизове дела при новом директоре у промхоза сразу же пошли в гору. Привел Анатолий Георгиевич в порядок охотничье хозяйство — добывали до этого сто двадцать соболей за сезон, стали добывать тысячу. Чтобы отвадить браконьеров, создали экологическую службу охраны — два милиционера и два охотоведа. Открыли в промхозе пушной пошивочный цех. Большие уловы рыбы стали перерабатывать на месте в консервы и балыки. Наладили сбор грибов, ягод, построили Дом охотника, завели питомник, где летом держали охотничьих лаек.

Н. Герасимов: "Анатолий по характеру — лидер. Умеет заставить работать, и сам при этом вторым или третьим видеть себя не может — только первый во всем! За более чем сорокалетнюю жизнь на Камчатке он ни разу не ездил на материк отдыхать — ни в Крым, ни еще куда-либо. Приходит декабрь — он вместе со всеми в тайге, на своем участке, в своей охотничьей хижине. Охотники в сезон добывали тридцать — тридцать пять соболей, Анатолий — всегда сорок — сорок пять. Все тяготы промысла ему известны до мелочей. И на все остальное былого каюра хватало — промхоз при нем стал образцовой хозяйственной единицей на полуострове".

При этом умелый хозяйственник преданно любил Камчатку. Иногда я думал: такой человек и рожден для нее. Где он только не побывал! На вулканах, на рыбных промыслах, в местах линьки диких гусей и на множестве островов, окаймляющих восток полуострова. Он плавал на больших и малых судах, но охотней всего пускался в путешествия на "жестянке" — моторной лодке "Прогресс", позволявшей добираться в малоизведанные места. Приключения? О них можно написать книгу.

В 1983 году с другом Валерием Волковым затеяли они на "Прогрессах" рискованное путешествие вдоль обрывистого восточного побережья. Прошли морем 1500 километров, добравшись до Анадырь-реки. (Такой переход до сих пор никем не повторен.) Могли погибнуть. Вот один эпизод.

"Попали в шторм. И негде причалить. Войти бы в устье какой-нибудь речки, но темень — глаза больно от напряженья. Даже собака поняла большую степень опасности — стоит на носу лодки, морду направила в сторону не видимого нам берега. И вдруг залаяла. «Сворачиваем!!!» — закричал Анатолий. Свернули. И через минуту почувствовали затишье речного устья — собака чутьем поймала запах старого кострища. Причалив и посветив фонариками, увидели мы землянку. Это было спасенье", — рассказывает Валерий Волков.

Так познавалась Камчатка. В другой раз Анатолий Георгиевич, одолев морем изрядное расстояние, высадился на острове Беринга. Некогда оленье стадо на клочке этой суши кормило аборигенов. Но безудержный промысел стадо почти прикончил. Остатки оленей выродились и не могли быть объектом охоты. Вспомнил каюр об оленях на острове Карагинском: "Вот где свежая кровь для здешнего стада!"

Непросто было обратить удачную мысль в реальность. Остров Беринга от Карагинского в четырехстах километрах морем. Но надо прежде одичавших оленей поймать, водворить на судно и без потерь переправить на новое место. Н. Герасимов: "Анатолий лично взялся за нелегкое дело".

О завершении операции рассказывает сам Анатолий Георгиевич: "Тридцать два оленя резво сбежали на берег новой для них земли. Признаться, я почти плакал от радости — жизнь на острове получила поддержку, которой никто не ждал".

Все это бывший каюр сделал бескорыстно и без какого-либо побужденья начальства. Расходы по операции оплатил госпромхоз Елизовский. И никто в хозяйстве не упрекнул за это директора.

Обследуя Камчатку, Коваленков видел ограниченные тут возможности передвиженья. Рек много, но большинство мелководные — на лодке по ним не пройдешь. Дорог немного. Пешим ходом далеко не продвинешься. Самолет? Однажды каюр заглянул в аэроклуб и сразу понял: его место среди молодежи, хотевшей летать. Через полгода, всех обогнав, он летал уже без инструктора.

Но и самолетом можно попасть лишь туда, где есть посадочные площадки, а Камчатка — это горы почти везде. Вертолет! Так же быстро, как самолетом, овладел Коваленков бескрылой, но способной сесть в любом месте машиной. Камчатка стала доступной ему везде. И летать он стал так же уверенно, как ходил по земле. Я хорошо это знаю, поскольку за годы работы в газете во многих местах налетал несколько сотен "винтокрылых часов". И могу сказать — нигде не чувствовал так уверенно себя в воздухе, как при полетах, сидя рядом со своим другом, — хорошо знал его твердую руку, верный расчет и хладнокровие в ситуациях, которые называют нештатными.

Справедливо говорят: человек талантливый талантлив во всем. Летая на Камчатке, Анатолий Георгиевич видел богатства ее природы, видел места, где, возможно, не ступала нога человека, видел животных, которых другие могут увидеть только в кино. Но есть уголки на Камчатке, куда операторы-профессионалы не добирались или бывали наскоком на день-другой. Как запечатлеть все, что приходилось увидеть? С юности знакомая фотокамера давала лишь "снимки на память". Но ведь животные, как и люди, имеют характер, привычки, своеобразные связи с окружающим миром. Запечатлеть все это может лишь видеокамера. Бывший каюр, полный решимости научиться владеть ею, как владеют профессионалы, покупает самую лучшую в свое время большую видеокамеру "Бетакам". Увидев первые съемки своего друга, я, искушенный в этих делах телепрограммой "В мире животных", был поражен: снимал он лучше многих профессионалов.

А как показать трофеи, добытые в дикой природе Камчатки? Первыми зрителями в Доме охотника были рыбаки и добытчики пушнины. Потом аудитория расширилась до всех, кто сидел у домашних телеэкранов, — Коваленков рядом с Домом охотника оборудовал телестудию, из которой показывали фильмы о живой природе, в первую очередь, конечно, природе Камчатки.

Когда человеку за шестьдесят, похвалой его не испортишь. Потому скажу еще об одном свойстве характера камчадала, постигавшего здешний мир сначала ездой на собаках. Верно говорят: "Лучше Коваленкова никто Камчатку не знает". К этому можно добавить: и любит он ее серьезно и преданно. Когда появился проект перегородить плотиной реку Жупанова, он первый поднял тревогу в печати: "Как, прикончить самую рыбную реку... Да вы что!" И победил. К нему прислушались. Работая в Карагинском районе, Коваленков решительно запретил появляться на острове любому транспорту — "раны от вездехода тундра залечивает не менее двадцати лет!"

Расспрашивая о нынешних проблемах полуострова, я услышал глубокий вздох собеседника: "Проблема главная: браконьерство — необузданное, вездесущее. Если эту беду не одолеть, на Камчатке будет загублена основа ее хозяйства — запасы рыбы и привлекательность пока еще почти девственно дикой ее природы. На решение этой проблемы надо направить внимание, если думать всерьез о развитии края".

Я давно собирался написать об Анатолии Георгиевиче Коваленкове, которого люблю и знаю. Но помешали резкие перемены во всей нашей жизни. Поначалу друг мой был против приватизации — "разрушим хорошо налаженное хозяйство!" Но увидел: обуха плетью не перешибешь. А поскольку во всех делах всегда он был лидером, то и в приватизации преуспел — создал туристскую и вертолетную фирмы. Успехи человека в таких делах друзей рождают немного, а недругов — море. И хлебнул каюр из этого "моря" полную чашу. Переживал, конечно. Но посмотрел на все философски: "Оно, может, и к лучшему — останусь ближе к природе". Владеет теперь туристской фирмой "Пурга" и тремя небольшими вертолетами, на которых сам с напарником и летает.

Когда, сидя на траве возле остывавшего "Ми-2", мы говорили "за жизнь", бывший каюр обронил: "Я рожден для Камчатки. Навсегда к ней прирос. Но, видно, помаленьку старею — все чаще Приаралье свое вспоминаю. Еще хоть раз хочется все увидеть. Может, махнем туда дней на пятнадцать в новом году?.."

 

Василий Михайлович Песков.

Публикуется по газете "Комсомольская правда"
(№ 35-т/10. — 2007. — 8–15 марта)
с личного согласия В. М. Пескова.